Без ложных оснований

Почему суды не видят в следствии объект для контроля

Большим достижением уголовно-процессуального законодательства на фоне советского прошлого является возможность обжаловать в суд действие (бездействие) следователя (ст.125 УПК РФ). Вначале все были уверены, что суды будут осуществлять полный контроль за проведением тех или иных следственных действий, включая возбуждение уголовного дела. То есть отныне  покрытая мраком тайны работа следователя по факту должна была стать прозрачной, понятной и проверяемой на предмет законности и обоснованности каждого произведенного следственного действия, включая возбуждение уголовного дела.

Ворон ворону глаз не выклюет

Большим подспорьем в этом вопросе обозначился принцип состязательности сторон в процессе, равенство их прав. Оставалось только порадоваться, но не тут-то было. Выяснилось, что не так просто судам привыкнуть к подлинной независимости и смотреть на следствие  как на объект контроля, а не на своего соратника в деле борьбы с преступностью  как настоящей, так и мнимой.

Как это и следовало ожидать, начался поиск ограничений. Вначале этим вопросом занялся по какой-то непонятной инерции Конституционный Суд РФ, куда неоднократно обращались граждане, возмущенные обвинительной, необъективной и несправедливой позицией судов при рассмотрении жалоб в порядке ст. 125 УПК РФ. Потом на эту стезю встал и Верховный Суд РФ, приняв на своем заседании 10 февраля 2009 года постановление Пленума «О практике рассмотрения судами жалоб в порядке ст.125 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации». Многословно и долго рассуждая о правах и свободах граждан (упомянуто минимум 10 раз), об их праве на судебную защиту, тем не менее за каскадом слов по части конституционных прав граждан судебная инстанция внесла ряд ограничений в применении судами ст.125 УПК РФ. Главный тезис: нельзя предопределять в промежуточном решении суда результаты рассмотрения уголовного дела по существу.

Например, постановлением Басманного районного суда г. Москвы отказано в принятии к рассмотрению жалобы на отказ следователя в проведении осмотра с участием обвиняемого флешек, изъятых в ходе обыска в квартире. Мотивируя необходимость осмотра на предмет внутреннего содержания, защита указала, что эти электронные носители информации не имеют индивидуальных признаков, а изъятие происходило в присутствии постороннего человека, вмешавшегося в ход следственного действия (согласно протоколу, сообщил пароль изъятого телефона), и при экстренной ситуации –обыск в жилище с участием множества сотрудников правоохранительных органов. Подозреваемому в то время было сложно проконтролировать, какие именно флешки были уложены в картонную коробку, не имела ли место ошибка и т.д.

Просьба была только осмотреть флешки с участием обвиняемого на предмет их действительной принадлежности и ничего более.

Апелляционная инстанция отказ в принятии жалобы к рассмотрению признала правильным. В обоих случаях суды нашли, что предмет спора касается достоверности доказательств, а это возможно только при рассмотрении дела по существу, хотя изъятые флешки в качестве вещественных доказательств к делу так и не были приобщены.

Аналогичным образом подошел суд к вопросу обжалования постановления о возбуждении уголовного дела против конкретного лица, продления срока предварительного расследования. В первом случае суд нашел, что доводы жалобы касаются оценки доказательств, во втором заметил, что решать вопрос о продлении срока предварительного расследования – это прерогатива следователя и его нельзя ограничивать в этом праве. То есть мы видим, что все попытки защиты обратиться за помощью в контроле за следствием в суд исправно переводятся в плоскость рассуждений о том, что это якобы предопределяет рассмотрение дела по существу.

Что мы имеем в итоге? Обжаловать постановление о возбуждении уголовного дела нельзя, продление срока следствия – нельзя, проведение осмотра – нельзя, то есть следствию всегда «зеленый         свет». А где тогда судебный контроль и где его реальное место? По сути его нет.

Неопределенная предопределенность

Теперь посмотрим, как решает суд проблему предопределенности решений по существу не с позиций жалоб защиты, а со стороны ходатайств следствия.

При тех обстоятельствах, когда невозможно оспорить возбуждение уголовного дела в части наличия достаточных данных, указывающих на признаки преступления, можно утверждать, что постановления такого плана имеют предопределенный характер для будущего решения суда по существу, так как законное и неоспоримое, по мнению суда, возбуждение уголовного дела имеет явно преюдициальный характер. Это без всяких ходатайств.

Далее. Следователь в рамках расследования вправе ставить вопрос перед судом:

– об аресте счета в банке под предлогом того, что санкция статьи УК РФ предполагает крупный штраф;

– об отстранении от должности, в том числе из-за того, что санкция статьи УК РФ предусматривает в качестве дополнительной меры наказания в виде лишения права занимать должности;

– об аресте  как мере пресечения, так как обвинение предполагает наказание в виде лишения свободы.

Суды в большинстве своем идут навстречу таким ходатайствам. Но вопрос: а не есть ли эти решения судов как предопределяющие рассмотрение дела по существу?

Со всей очевидностью – да.

В итоге мы видим огромный перекос, дисбаланс прав участников процесса в уголовном судопроизводстве, больше напоминающего инквизиционный нежели состязательный процесс. Участие прокурора ничего в этом раскладе не решает, так как на него в первую очередь возложена функция поддержания обвинения.

Как устранить перекос?

На наш взгляд, этот перекос надо устранить и дать право судам шире применять контроль над следствием по обращениям адвокатов, представителей и так далее, дополнив положения ст.125 УПК РФ не осторожными и размытыми формулировками, а четким перечнем, какие действия подлежат обжалованию.

Где и как нарушаются права и свободы граждан в уголовном процессе, давно известно и изучено, нужно только проявить волю в виде соответствующей законодательной инициативы.

Например, в ч.2 ст.140 УПК РФ написан слова (скажем прямо, «золотые»!) о том, что основанием для возбуждения уголовного дела является наличие «достаточных данных, указывающие на признаки преступления». Казалось бы, что суд в порядке ст.125 УПК РФ должен при рассмотрении жалобы оценить тот факт, а действительно ли, например, в рапорте о якобы совершенном преступлении, обобщающей справки на этот счет с приложением объяснений свидетелей и всего остального имеются данные, указывающие на признаки преступления, причем в достаточном объеме. Но теперь посмотрим, как Верховный Суд РФ «обыграл» это в своем постановлении. В п.16 он разъясняет, что судье следует проверять, соблюден ли порядок вынесения, обладало ли должностное лицо необходимыми полномочиями. А где же «достаточные данные»? А их просто нет, и вместо это суд указывает, что надо проверять, имеются ли поводы и основания к возбуждению уголовного дела, то есть формальная сторона вопроса. Ни о какой проверке на предмет достаточности данных Высокий суд добро не дает и ч.2 ст.140 УПК РФ «подвисает в воздухе». Более того, Верховный Суд запретил судам давать оценку собранным материалам относительно их полноты.

Убеждение без совести

На наш взгляд, все дело в том, что есть такая ст.17 УПК РФ, которая, по большому счету, фактически отменяет ч.2 ст.140 УПК РФ, так как дает следователю ничем не ограниченное право при вынесении решений руководствоваться своим внутренним убеждением и совестью. Еще упоминается закон, но его можно и «не заметить», ибо с большим перевесом в статье фигурируют как раз внутреннее убеждение и совесть.

Что такое совесть, внутреннее убеждение, закон не раскрывает и дает это право на усмотрение следователю.

Между тем такие понятия, как внутреннее убеждение и совесть, появились в судебной практике и теории уголовного процесса в связи с учреждением института присяжных заседателей. Именно они при вынесении своего вердикта должны руководствоваться ничем не ограниченным внутренним убеждением и совестью, поскольку дают оценку в судебном процессе в первую очередь от имени общества. Тем не менее, еще в далеком прошлом (1848 г.) основатель политической экономии Карл Маркс заметил, что и здесь не все так просто, как кажется на первый взгляд. Та же совесть у всех разная, в том числе и цензовая. Это когда в присяжные приглашают не всех подряд и без разбору, а по определенном цензу (см.статью «Процесс Готшалька и его товарищей». Маркс и Энгельс. Соч., т.VII, с. 495-496).

По нашему УПК РФ законодатель определил, что внутреннее убеждение и совесть при принятии решений, касающихся виновности человека в совершении им преступления, распространяется и на профессиональных судей и следователей, а заодно и прокуроров, то есть на лиц, являющихся далеко не самыми яркими представителями социума. Характерно в этом плане объявление, вывешенное в коридоре здания суда перед окном по приему жалоб и иных корреспонденций: «Уважаемые граждане! Председатель Московского городского суда Егорова Ольга Александровна прием граждан не ведет». То есть  она не намерена выслушивать людей и знать их проблемы. Следование закону при такой конструкции ст. 17, 383 УПК РФ по факту отодвинули на задний план.

Потому-то Верховный Суд РФ, уткнувшись в стену, и обошел вопрос достаточности данных, а выступить с законодательной инициативой – устранить противоречия не решился и оставил поле бесплодной борьбы для нижестоящих судов.

Представляется, что положения закона, в том числе и ст.383 УПК РФ, является анахронизмом и требуют коренной переработки.

Сегодня, как мы отмечали выше, решение о возбуждении уголовного дела – это исключительно прерогатива следователя, то есть отдельно взятого работника правоохранительной структуры. Именно он единолично формулирует и выносит постановление. Он, можно сказать, в этом вопросе Царь и Бог, а в помощь ему внутреннее убеждение и совесть, и никакой состязательности. Последствия для каждого гражданина от этого решения катастрофические, так, следом идут нарушения и ограничения всех мыслимых и немыслимых норм, законов и Конституции РФ. Начиная с меры пресечения, всяких обысков и выемок, наложений арестов на имущество и так далее – по списку.

Возникает вопрос: а как быть, если сам глава следственного управления Следственного комитета России по городу Москве оказался под арестом, а заместитель вообще осужден; его коллега по Саратовской области подозревается в наезде на пешеходов со смертельным исходом?

Поэтому вопрос возбуждения уголовного дела должен решаться не келейно с надеждой на то, что у следователя все в порядке и с внутренним убеждением, и с совестью, а максимально открыто и прозрачно, то есть на основе состязательности сторон в судебном заседании. При этом оперативные мероприятия по задержанию, доставлению виновно-предполагаемого лица, а равно другие, не терпящие отлагательства, действия не исключаются. Но сам факт возбуждения уголовного дела – только через суд.

При сегодняшних возможностях в области информационных технологий втройне несправедливо, когда все давно знают о возбуждении уголовного дела и только гадают: за что, почему, в связи с чем, на основании чего. Для демократического государства – это неприемлемо. Или нам уже на это не претендовать?

А судьи – что?

Касательно судей при вынесении ими решений, также не следует упоминать о внутренних убеждениях и возможных угрызениях совести. Оставим это Кодексу судейской этики. Только Закон и огромная ответственность за малейшее и очевидное его нарушение может быть мерилом действий судьи. Не случайно судьям даны большие гарантии независимости, они должна быть полностью уравновешены и соответствующей ответственностью по принципу: чем больше прав, тем выше ответственность.

Отмена любого вынесенного решения при всей очевидности его процессуальной или тем более материальной незаконности должна влечь за собой самое серьезное реагирование  вплоть до лишения статуса с возмещением в необходимых случаях морального вреда пострадавшему не только со стороны государства, но и уволенного судьи. Что такое «очевидное нарушение закона», определить несложно, как и составить примерный перечень.

Конечно, такие действия надо четко отграничить от случаев непредумышленных ошибок, спорных квалификаций и так далее, то есть того, чего еще с лихвой хватает в нашей судебной практике по объективным причинам. При этом, конечно, остаются в силе предложения, озвученные в стенах Государственной Думы РФ (автор Сергей Калашников), о лишении статуса судьи за три любых отмены решений, вынесенных одним и тем же судьей в течение всего срока полномочий. Неоднократные ошибочные решения судьи – это свидетельство отсутствия квалификации.

Для примера разберем случай из практики.

Постановлением судьи Басманного районного суда города Москвы отказано в приеме жалобы на постановление о возбуждении уголовного дела на основании того, что адвокат при подаче жалобы не представил ордер для участия в суде и не указал адрес подозреваемого. Кроме этого, о чем уже упоминалось выше, суд нашел, что в жалобе ставится вопрос об оценке представленных доказательств.

Сразу скажем, что ордер представляется на участие в судебном заседании, а не при подаче жалобы. Последнее вытекает из полномочий адвоката в ходе предварительного расследования, оформленного надлежащим образом. Адрес подозреваемого неоднократно указан в представленных следствием материалов для рассмотрения во время судебных слушаний, тем более что он при подаче жалобы находился на стационарном лечении (в подтверждении чего была представлена справка из медучреждения). И потом: для устранения недочетов всегда дается определенное время, но никак не отказ в приеме.

Что касается оценки доказательств, то их при возбуждении уголовного дела нет, есть только материалы оперативно-розыскной деятельности.

Для того чтобы принять правильное решение, достаточно посмотреть постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 февраля 2009 года «О практике рассмотрения судами жалоб в порядке ст.125 УПК РФ», то есть уже с достаточно большой «бородой» по времени принятия.

Пункт 2 прямо указывает на то, что в порядке ст.125 УПК РФ подлежит обжалованию постановление следователя о возбуждении уголовного дела против конкретного лица. Именно этим в последующем, при кассационном рассмотрении, руководствовался суд, отменяя решение суда первой и апелляционной инстанций. Вопрос же обоснованности жалобы решается уже после рассмотрения в судебном заседании, а не при приеме жалобы.

Судья, как «Отче наш», должна знать указанные положения Пленума Верховного Суда РФ, но этого не произошло: налицо очевидное и явное нарушение закона при вынесении постановления, касающегося нарушенных прав и свобод конкретного гражданина. Сегодня об ответственности судьи мы ничего не услышим, ее просто не будет.

Конечно, здесь, надо полагать, работают такие понятия, как узкокорпоративные интересы. Но это легко преодолевается, если создать реестр отмененных решений с фамилиями судей в каждом регионе.

В случае обнаружения факта неотмены очевидного незаконного решения вышестоящей судебной инстанцией это должно влечь за собой еще более серьезную реакцию – расформирование состава этого суда по аналогии с воинской частью, допустившей утрату своего боевого знамени или массовое дезертирство.

Только тогда мы можем рассчитывать на достойную и уважаемую в обществе судебную систему правового государства (без всяких прилагательных, иронично-критичной направленности на основе названия одного из районных судов гор. Москвы), где права человека и его свободы действительно будут являться высшей ценностью в работе суда, а равно следователя и прокурора.

Источник: Российский адвокат